Духовный опыт мировых религий.

Перетащил из ЖЖ Тамары её статью сюда. Посчитал, что автор нуждается в её обсуждении. Вот содержание:

 
Фаворский свет


Какой Вы думаете самый главный предмет, среди гуманитарных? ОРКСЭ – основы религиозной культуры и светской этики. Почему? А потому, что если мы хотим вместе со всем мировым сообществом собирать и познавать духовный опыт человечества, нам без этого предмета не обойтись. Зачем же нам собирать и познавать его? Соглашусь со священником Георгием Кочетковым. Чтобы меньше делать ошибок в духовной жизни, чтобы быть более диалогичным в общении с людьми, иного взгляда на мир и человека; наконец, чтобы быть более открытым к ним. Важно это или нет?

Для будущего планеты, безусловно важно. Собственно, для обережения жизни, для духовной безопасности, так сказать, против сил зла. Иначе мы рано или поздно взорвемся. Но кому из нас хочется приходить на уроки, где в духе отчуждения дается нечто о памятниках истории или культурологии, отсылающих нас к православию, иудаизму, исламу, буддизму или просто светскому миру? Конечно, хочется вместе с учителем удивляться красоте архитектурных сооружений, вслушиваться в духовную музыку или размышлять о духовных ценностях. Но важна и тесная связь с вопросами религиозного свойства, задаваемыми самой жизнью 4-го классника, которому сейчас дается этот предмет. Все вместе это ставит нас перед несколькими проблемами. Обозначим их вопросительными словами: как? кто? и что?
          Обо всем этом говорилось на вчерашней встрече со студентами-журналистами, куда меня пригласил знакомый. Первое, что стало ясно: религиоведение продолжает у нас ассоциироваться с чем-то холодным, отчужденным, связанным с объективированным социологическим знанием. И это знание холодного ума, я уже не говорю о сердце!
Неосознанно мы отвергаем духовный опыт носителей религий мира. Почему так? Может, потому, что мы весь XX-й век строили социализм в отдельно взятой стране и проявляли живой интерес только к странам, выбиравшим этот путь, сопряженный с атеизмом? Может, дух советизма продолжает «гулять» по взрослым и распространяется на нашу молодежь?
          А действительно. Разве нам, поколению конца XX-го века, не все равно, что в орфическом мире Греции жило предчувствие Христа?
Разве мы удивимся тому, что в Упанишадах и Ведах плакали о том, как трудно преодолеть отчуждение от священного, страдали и стремились высечь в себе Божественную искру?
Разве мы благодарны тому, что именно последователям зороастризма Бог впервые дал Свое откровение о роли человека в спасении мира?
Разве нам интересно то, что в Веданте говорится о сохранении самосознания-дживы, при посмертном соединении человека с Богом, и об уповании человека на Божью милость?
Удивляемся ли мы тому, что Бхават – Гита рассуждает о даре Любви, что там есть слова о благочестии не «для себя»?
А в суфизме (ислам) утверждается, что Бог ближе к тебе, чем твоя яремная вена?
Или в хасидизме (иудаизм) – что зло побеждается добром, даже если праведник несовершен,
а в Дао – что Небо и Земля долговечны, потому что живут не «для себя»?

          Видимо, мы слишком далеки от духовного опыта всего человечества, чтобы хотеть его освоить и в ответ послужить ему нашим многострадальным опытом, пережитым в XX веке. Ведь мы еще только приступаем к тому, чтобы увидеть, осознать опыт новомучеников и исповедников Российских. Мы еще только набираемся мужества для того, чтобы всем вместе выйти 30 октября на площадь и вспомнить всех расстрелянных и умученных за годы советской власти. Мы предпочитаем озираться на тех, кто уже вышел, и спешим пройти мимо, оправдывая себя личной занятостью.
          И в то же время есть люди, которые уже это все осознают, ставят вопросы, решают проблемы. Образно говоря, это те, кто уже вошел в воду, чтобы плыть вместе с предметом по ОРКСЭ.
Так что проблема, скорее всего, упирается в то, как мы плывем? Живо, надежно, помогая детям и друг другу жить более осознанно, или схоластически, формально, потому что так надо? И если проблема остается, то приходит черед другой проблеме «кто?»: кто рулит, общаясь с детьми на этом предмете? Прошел ли он курсы повышения квалификации? А если и прошел, то «заискрил» ли тем самым интересом, удивлением и благодарностью?
Или, как плоть от постсоветской плоти, продолжает вести уроки так же, то есть по-касательной? А если проблема, так сказать, не рассасывается, то «что?» Что делать дальше?
          Многие мои собеседники говорили о том, что надо включать знания о других основных религиях и светской этике в ведение предметов: в литературу, обществоведение и историю. На мой взгляд, такое «включение» весьма затруднительно.
У этих предметников другие задачи: освоение своей программы, подготовка учащихся к экзаменам. Как предметник, с большим опытом, я, конечно, могу обращаться к совести как категории светской этики в курсе русской литературы. Могу входить в экзистенциальную сторону жизни с помощью «Пира во время чумы» Пушкина, обращаясь и к мировому опыту – через Достоевского к Камю и Сартру. Наверно, легче входить в это пространство через стихи, такие, как у Н. Гумилева, О. Мандельштама или И. Бунина:

Настанет день – исчезну я,              
А в этой комнате пустой                 
Все то же будет: стол, скамья         
Да образ, древний и простой.

          Но дальше-то я несвободна: программа диктует заняться особенностями поэтического стиля. И мне не до дара свободы, объединяющего человека со сверхбытием. Некогда сослаться на Бхават – Гиту и прокомментировать то, как «Благой Господь» объяснял царевичу Арджуне сущность человека: «О сын Бхараты! Вера тварей сообразна их внутренней сути; человек состоит из веры: какова его вера – таков и он» (Бхг. 17, 3).
Все, что я могу, это сослаться на записные книжки А. Чехова, со словами: «Во что человек верует, то и есть». Думается, что у историка тоже найдутся свои резоны на то, почему ОРКиСЭ – это отдельный предмет.
          Поэтому, размышляя над вопросом «что?», приходишь к выводу, что учитель имеет право получить целостное, а главное, качественное (!), знание о религии как о священном, войти во вкус таких предметов, как история религии, социология религии, феноменология религии, психология религии и т.д.

В свое время, будучи студенткой Свято-Филаретовского православно-христианского института (СФИ), я с удовольствием изучала историю религии. В итоге обрела нежность ко всем тем людям и народам, которые входили в духовный опыт религии Индии или Китая, Израиля или Египта. Горизонты расширились. Плюс ко всему я поняла, как мало знаю, и задумалась о своем невежестве. В этом смысле, не сомневаюсь в том, что факультет религиоведения СФИ действительно может помочь школьному учителю.
          Сейчас предложено распространить предмет ОРКСЭ на классы: со 2-го и по 9-й, – что вызывает новый ряд проблем, а именно: осилят ли 2-3-классники этот новый предмет? У какого предмета сократят часы, чтобы передать их ОРКСЭ? Честно говоря, я не знаю, каковы результаты изучения этого предмета у 4-классников. Судя по реакции студентов факультета журналистики, они не в курсе. А общественность в курсе?
Мне представляется, что чем раньше мы начнем обсуждать все эти острые «углы», тем скорее выйдем на какое-то единство в понимании этих «углов» и в поиске путей для их решения. А чем быстрее начнем их решать, тем более выиграют наши дети. Что скажете?

Полагаю здесь мы наблюдаем ничто иное как экуменизм в чистом виде. А что вы видите братья и сестры?