Пишет pretre_philippe (священник Филипп П.) (pretre_philippe)  
2016-02-08 19:14:00



Прошел последний Архиерейский собор, грядет Всеправославный.
В связи с этим весьма уместно напомнить про статью прот. Николая Афанасьева Le concile dans la théologie orthodoxe russe - "Собор в русском православном богословии". Статья вошла в изданный в прошлом году в ПСТГУ сборник "Церковь Божия во Христе".
Выделю оттуда примечательные отрывки (перевод с французского мой).

""Если не считать учение, которое содержали "школьные" догматические системы, в Русской церкви не существовало никакого обязательного для всех учения о соборах... За отсутствием догматических определений о соборе существует только два источника, которые могут служить основной учения о соборе: учение о Церкви и каноническое право. Это право начинается с I вселенского собора и заканчивается, строго говоря, VII собором, все же остальное в законодательстве не может иметь обязательного значения для всех... Я должен отметить тот факт, что Никейский собор не говорит о соборах вселенских. Будучи первым в числе вселенских соборов, Никейский собор вполне мог не сознавать в достаточной степени, чем был он сам. Более удивительно то, что никакой другой собор не принял постановлений относительно самого вселенского собора. В самом деле, никакие решения вселенских соборов не говорят нам о том, кто должен его созывать и каков его состав, тогда как мы находим подобные постановления, касающиеся других соборов... Вселенские соборы признавали за императором, и только за ним одним, право законодательства относительно вселенских соборов. Тем самым эти соборы были выделены среди других соборов, их положение стало особым.

...Что такое вселенский собор? Этот вопрос скорее исторический, чем богословский, по крайней мере, в том, что касается соборов прошлого. До сих пор эта проблема не была решена. Если даже мы понимаем термин «вселенский» в том смысле, какой он имел в римскую эпоху, мы должны согласиться с тем, что вселенских соборов никогда не было. Епископы всей «ойкумены» и, тем более, всего мира никогда не участвовали ни на одном соборе. Если мне позволено будет сделать одно отступление в область католического богословия, что я никогда себе не допускал до настоящего времени, я мог бы отметить, что там есть мысль о том, что надо понимать «вселенскость» не в материальном смысле, но в духовном и моральном (12). Я сомневаюсь, что это действительно является объяснением; впрочем, тогда любой собор, неважно, какой, и неважно, как составленный, мог бы претендовать духовно и морально на собор вселенский (13). Нам остаётся признать, - что, впрочем, обычно делалось, - что собор получал свою «вселенскость» от императора, который был не только носителем имперской идеи, но также был и воплощением империи. Православное богословие всегда настаивало на роли императора по отношению к вселенскому собору, что было всегда поводом для противоречия между православным и католическим богословием; это противоречие, кажется, сейчас окончилось. Сейчас это уже неважно. Это одна из страниц истории, уже перевёрнутых, но в концепции вселенского собора, тем не менее, остаётся брешь.

Наиболее важный аргумент против непогрешимости соборов – это история соборов. Хорошо известно, что в ходе истории были соборы, которые не были признаны вселенскими, хотя они могли претендовать на этот титул с формальной точки зрения. То есть, я могу не останавливаться на этом факте. Но более того: некоторые соборы, признанные в качестве вселенских, могут весьма трудно послужить аргументом в пользу непогрешимости вселенских соборов. Согласие епископов, положенное в основу учения о соборе, - это исторический миф. На этом пункте я также могу не задерживаться, ибо мы знаем теперь, какими средствами это согласие достигалось.

Я приступаю теперь к наиболее важному вопросу. Если вселенский собор сам по себе безошибочен, его решения должны быть автоматически и немедленно приняты. Но как раз это никогда не имело место: вокруг принятия решения соборов обычно происходили схватки. Идея рецепции была существенным фактором церковной жизни в до-никейский период. Я отметил выше, что собор в Никее хотел заменить идею рецепции юридическими принципами, но, конечно, рецепция не могла исчезнуть из церковной жизни, как она не исчезла из православного сознания до настоящего времени. Я допускаю, что этот вопрос спорный, но факт рецепции (или, если угодно, подтверждения соборных решений, что является юридической формой рецепции) – это исторический факт. Кому принадлежит это «подтверждение» решений вселенских соборов – епископу Рима или императору? Для меня это неважно в настоящий момент. Что важно для меня, это что вселенский собор считался безошибочным, когда его решения были утверждаемы лицом или органом, обладавшим правом это делать.

Таким образом, неудивительно, что мнение, согласно которому решения вселенского собора должны быть восприняты Церковью, находит более широкую аудиторию в православном богословии. Согласно учению о рецепции, именно Церковь свидетельствует об истинности соборных решений, а не собор сам по себе. Я не могу здесь войти в детали проблемы непогрешимости (14), и ограничусь указанием, что при вопросе, таким образом поставленном, непогрешимость принадлежит не собору, но Церкви. Такое мнение лучше соответствует духу учения православной Церкви, потому что вопрос таким образом переносится из категории «непогрешимости» к категории «истинности». Непогрешимо то, что истинно, и истина принадлежит Церкви. Однако, это мнение не достаточно выяснено в православном богословии, которое, в частности, не нашло ответа на вопрос, как рецепция выражается в истории и как она должна выражаться. Вот почему учение о рецепции Церковью соборных решений становится в некотором смысле догматической аксиомой, не вполне связанной с реальной церковной жизнью. «Римский догмат о непогрешимости папы, - пишет Павел Евдокимов, - отвергает не факт предварительного консенсуса Церкви, но его обязательный характер, в силу которого он сообщает своё значение папскому определению. Папа «консультируется» с епископской коллегией до своего выступления, но именно в момент папского определения и ex sese проявляется его догматический характер. В православии консенсус народа Божия осуществляется после определения – для того, чтобы освидетельствовать, когда это нужно, божественный характер догмата, сформулированного ex consensu ecclesiae (исходя из церковного согласия)» (15). Всё это совершенно справедливо, но мы не находим в утверждении Евдокимова ответ на вопрос, как это всё проявляется в конкретной жизни Церкви. Этот недостаток ясности происходит оттого, что учение о непогрешимости приспособлено к универсальной экклезиологии, к которой учение о рецепции почти не применимо. Не находя ответа на этот вопрос, богословская мысль приходит к заключению, что в Церкви не существует органа, через который проявлялась бы рецепция. Таково мнение о. Сергия Булгакова, одного из наиболее авторитетных богословов последнего времени (16).

(12) Th.P. Camelot, O.P., Conciles oecuméniques du IV-e et du V-e siècles, dans Le Concile et les Conciles, Chevetogne, 1960, p. 54.
(13) Уже R. Sohm (Kirchenrecht, Munich et Leipzig, 1923, I, p. 314) утверждал, что «grundsalzlich ist jede Synode ein allgemeines Konzil». Это утверждение может быть справедливым или нет в зависимости от содержания, которым наделяют слово «собор».
(14) Я затронул вопрос о непогрешимости в своём сообщении, сделанном в Шеветоне в сентябре 1961 г., которое будет издано позже.
(15) P. Evdokimov, L`Orthodoxie, Neuchâtel-Paris, 1959, p. 159. (На русском: Павел Евдокимов. Православие. М., ББИ, 2002, с. 226 – прим. пер.).
(16) S. Boulgakov, L`Orthodoxie, Paris, 1932, p. 103. (На русском: С. Булгаков. Православие. М., Терра, 1991, с. 158 – прим. пер.).