1868 год. Илье Репину – 24. Он студент Петербуржской Императорской Академии художеств, получивший в качестве программного задания сезона сюжет из Библии: "Иов и его друзья". Написать эту картину надо хорошо: она дает право участвовать в конкурсе на Большую золотую медаль. Получить медаль – значит шесть лет на казенный счет жить заграницей, оттачивать мастерство в Италии…

«Несмотря на тайную титаническую гордость духа внутри себя, - вспоминает Репин, - в жизни я был робкий, посредственный и до трусости непредприимчивый юноша. Работая над программой, я год от зари до зари проводил время в добросовестных этюдах к картине и покидал мастерскую только для сада Академии, где писал этюды на воздухе.

Академический коридор четвертого этажа, летом был особенно оживлен голосами конкурентов-товарищей: там пели, свистали, громко смеялись и целыми ватагами сговаривались о прогулке белой ночью куда-нибудь на острова встречать восход солнца и знакомиться с окрестностями Петербурга; по их словам, эти задворки поражали своей красотой и новостью. Я не верил и сторонился… В то время я очень бедствовал и придумывал разные способы для продления своего существования. Я обращался с прошениями в Академию Художеств о пособии и стипендии. Но без успеха. Я даже подумывал предложить себя в натурщики Академии. 15 рублей в месяц и казенная квартира в подвалах Академии казались мне завидным обеспечением. Но товарищи, которым я сообщил о своем намерении, смеялись, покачивая головами». Друзья не знали, что еще до света их сокурсник лазает по железным крышам и красит их суриком.

Илье Ефимовичу казалось, что в таком положении ему не так уж сложно представить себе многострадального Иова, тем более, что саму историю этого удивительного человека он давно и хорошо знал…

Был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла. И родились у него семь сыновей и три дочери. Имения у него было: семь тысяч мелкого скота, три тысячи верблюдов, пятьсот пар волов и пятьсот ослиц и весьма много прислуги; и был человек этот знаменитее всех сынов Востока. Книга Иова

Земля Уц, в которой родился Иов примерно в двадцатом столетии до Рождества Xристова, лежит на границе между современной Сирией и Иорданией. Она называется Макам-Эйюб, Плач Иова. Там великий страдалец счастливо прожил 78 лет, после чего на него обрушились страдания, о которых говорит Библия. Однажды сатана сказал Господу: «Разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Но сними с него Свое благословение и увидишь, благословит ли он Тебя?» Бог принял игру хитрого беса и разрешил ему испытать Иова. И вот настал день, когда праведнику сказали, что у него погиб весь скот, все слуги, рухнул дом и погреб под обломками всех его детей.

Тогда Иов встал и разодрал верхнюю одежду свою, остриг голову свою и пал на землю и поклонился и сказал: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!

Из воспоминаний Ильи Ефимовича: «Некоторые, пишущие о художниках, называли меня казаком – много чести. Я родился военным поселянином Украинского военного поселения. Это звание очень презренное. Ниже поселян считались разве что крепостные. В городе Чугуеве, в пригородной слободе Осиновке наш дом считался богатым, у нас был постоялый двор, но когда отец уезжал с полком, мы впадали в крайнюю бедность».

Отец Репина – Ефим Васильевич – 25 лет служил в уланском полку ремонтером, то есть, занимался поставкой лошадей, был грамотный, но никакого звания не имел. Прожил он 90 лет и 3 месяца, умер в имении Здравнево, которое Репин купил в Витебской губернии продав за 35 тысяч своих "Запорожцев" царю Александру.

«Еще был брат Василий и сестра Устя, но она умерла 15-ти лет. Мать звали Татьяна Степановна, она была более грамотна, чем отец. Однажды, наслушавшись чтения маменьки Жития Святых, я долго не мог заснуть. Все неотступнее меня захватывало желание сделаться святым: скорее бежать в пустыню, там скалы, пропасти, львы, а я дрожу, весь в жару, и бегу все дальше». Мать не раз журила его в храме: «Ну что за срам, все люди, как люди, стоят, молятся, а ты как дурак, разинув рот, поворачиваешься даже к иконостасу задом и все зеваешь на большие картины».

В 15 лет Илья сам начал писать иконы. Его мастерство пользовалось большим успехом у местных батюшек. Ему платили по пять рублей за образ, и часто приглашали на самые почетные работы, так что через четыре года ему удалось скопить на учебу целых 100 рублей. «Я решил непременно в день моего причастия молиться Богу, чтоб мне быть знаменитым художником. И как я молился! Когда толпа в жестких тисках донесла меня уже близко до чаши и тут надо было делать последние земные поклоны перед ней, – у меня дрожали руки и стучали зубы – я едва держался на ногах. И вот с тех пор я решил, во что бы то ни стало пробиваться в Петербург».

После того, как раздосадованный удивительной стойкостью Иова сатана снова пришел к Богу и выпросил разрешение на то, чтобы поразить праведника болезнью, от несчастного отвернулись все родственники, и даже жена сказала ему: "Ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри. Но он сказал ей: ты говоришь как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать? Во всем этом не согрешил Иов устами своими". Но когда по прошествии семи дней, проведенных в молчании с друзьями, Иов заговорил, его слова были исполнены такой невыразимой боли, тоски и уныния, каких Репин не мог обнаружить ни в одном лице.

Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! О! ночь та – да будет она безлюдна; да не войдет в нее веселье! Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком? Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода, ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне.

«Однажды в классе под скрип карандашей мой земляк Мурашко таинственно буркнул: «Ты знаешь, сегодня що було?» – и рассказал мне о покушении на Александра II в Летнем саду». Это было 4 апреля 1866 года. В четвертом часу дня. Император после обычной прогулки в Летнем саду садился в коляску, когда неизвестный человек выстрелил в него из пистолета. В эту минуту стоявший в толпе крестьянин Осип Комиссаров ударил убийцу по руке, и пуля пролетела мимо. Преступник был задержан на месте и по приказанию императора отведен в III отделение. Стрелявший в государя оказался дворянином Саратовской губернии Дмитрием Каракозовым, исключенным за участие в беспорядках из числа студентов сперва Казанского, а потом и Московского университетов. Весть вихрем облетела всю Россию по телеграфу. Аресты следовали один за другим. Участь Каракозова была быстро решена.

«Еще темненько было в роковое утро на заре, а мы с Мурашко уже стояли в бесконечной толпе на Большом проспекте Васильевского острова. Все взоры были прикованы к эшафоту. Жандармы стали подталкивать приговоренного на середину. Казалось, он был в столбняке или не умел ходить… Но вот освобожденно, истово, по-русски, не торопясь, он поклонился на все четыре стороны всему народу. Этот поклон сразу перевернул все это многоголовое поле. Оно стало близким этому чуждому, странному существу. Может быть, только в эту минуту и сам преступник почувствовал значение момента - прощание навсегда с миром и вселенскую связь с ним.
- И нас прости, Христа ради, - прохлюпал кто-то глухо.
Исполнитель быстро затянул петлю на шее, и в тот же миг палач ловко выбил подставку из-под ног Каракозова. У меня закружилась голова, я схватился за Мурашко и чуть не отскочил от его лица – оно показалось мне поразительно страшным своим выражением страдания: вдруг он показался мне вторым Каракозовым. Боже!»

И после казни полиция еще надеялась напасть на новый след соучастников покушения. Дни и ночи охранялась могила повешенного, а тех, кто случайно оказывался вблизи, немедленно арестовывали. Однажды там были задержаны студенты-художники Репин и Мурашко. Лишь после тщательного выяснения их личностей они были отпущены…

Много лет спустя, каракозовские глаза Репин попробует дать герою картины «Под конвоем», потом осужденному – в «Отказе от исповеди». Это название было присвоено полотну на советской выставке в 1936 году, после смерти художника; авторская подпись была принципиально иной: «Перед исповедью». В образ приговоренного Илья Ефимович вложил и то, что он уже знал к тому времени из Иова.

Это одна из древнейших книг Библии и, возможно, самая парадоксальная из них. В полемике со своими друзьями Иов задает вопросы, волновавшие людей всегда и особенно раздиравшие общественную мысль России девятнадцатого столетия: о социальной справедливости, о неравенстве, о том, почему добродетельные бывают часто несчастными, тогда как процветают злые… Товарищи пытаются урезонить ропщущего: «Ты верно, согрешил в чем-нибудь втайне. Покайся, и Господь смилостивится». В ответ Иов вызывает на суд Бога! «Пусть испытает меня – выйду, как золото!»

Вот, я завел судебное дело: знаю, что буду прав. Кто в состоянии оспорить меня? Ибо я скоро умолкну и испущу дух. Двух только вещей не делай со мною, и тогда я не буду укрываться от лица Твоего: удали от меня руку Твою, и ужас Твой да не потрясает меня. Тогда зови, и я буду отвечать, или буду говорить я, а Ты отвечай мне. Сколько у меня пороков и грехов? покажи мне беззаконие мое и грех мой. Для чего скрываешь лице Твое и считаешь меня врагом Тебе? Не сорванный ли листок Ты сокрушаешь и не сухую ли соломинку преследуешь? Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями: как цветок, он выходит и опадает; убегает, как тень, и не останавливается. И на него-то Ты отверзаешь очи Твои, и меня ведешь на суд с Тобою? Кто родится чистым от нечистого? Ни один.

Главным своим учителем Илья Ефимович считал Крамского, с которым они познакомились, когда Иван Николаевич писал «Христа». Как-то Репин пожаловался, что ничего не может придумать со своим «Иовом». Крамской улыбнулся: «Не в том дело, чтобы написать ту или другую сцену из истории или из действительной жизни. Она будет простой фотографией с натуры, этюдом, если не будет освещена философским мировоззрением автора, и не будет носить глубокого смысла жизни. Надеюсь, Вы понимаете меня? Рафаэль вовсе не тем велик, что писал лучше всех, а тем, что его картины освещаются высшим проявлением духовной жизни человека, божественными идеями».

Иван Николаевич умел говорить о Христе так, что Репину становилось стыдно своей детской веры. Крамской рассуждал о Спасителе как о близком, родном человеке, «с таким чувством и так просто, что я просто не верил ушам своим! Конечно, все это я когда-то читал и безо всякого интереса слушал иногда в церкви… Но теперь!»

Благодаря Крамскому, Репин заново открыл для себя книгу Иова. Он вдруг понял, почему ее читают в Церкви на Страстной неделе, почему страдания Иова связаны со страданиями Христа. "Голгофа" не только рисовалась мне ясно, но мне казалось: я уже и сам был там. Со страхом колыхался я в толпе, давая место кресту. Мать упала от изнеможения. С ними в этой темной страшной трагедии я потерялся до самозабвения. Внутри меня все рвалось. Как музыки хотелось рыданий".

К сожалению, «Голгофа» так и осталась эскизом. Но «Иов» был дописан. На академической выставке картина пользовалась огромным успехом. Ее признали необычной по композиции и реальному решению библейской темы. Малая золотая медаль была получена.

О, если бы записаны были слова мои! Если бы начертаны были они в книге резцом железным с оловом, – на вечное время на камне вырезаны были! А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его. Истаивает сердце мое в груди моей! Убойтесь меча, ибо меч есть отмститель неправды, и знайте, что есть суд. Книга Иова

Вместе с величайшей дерзостью – в Иове величайшая надежда и потрясающая любовь. Не рабское, «приспособленное» благочестие его друзей, а настоящее, искреннее и свободное устремление к Творцу, которое только и дорого Богу, которое открывает сердце человека своему Создателю.

Господь отвечал Иову из бури и сказал: кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне: где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь.

В древнем мире человек, увидевший Бога, мог быть уверен, что для него страшный суд уже настал. И вот, думая, что это его последний час, Иов произносит слова, открывающие истинное золото его души: «Я слышал о Тебе слухом уха, - говорит он Богу, - теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле». После этого Господь благословил Иова, а его друзей призвал к покаянию. Страдалец был щедро вознагражден за долготерпение. Он выздоровел, родил семь сыновей и трех девочек и прожил еще 140 долгих и счастливых лет.

1917 год. Репину – 73. Последние 17 из них он живет в своем именьице «Пенаты», в Куоккале. Недавно ему прислали письмо с просьбой разрешить выставку «Иова и его друзей». Илья Ефимович согласился: глядя на происходящее с Россией, многие могли заново осмыслить этот библейский сюжет.

После революции Куоккала оказалась заграницей, которую вскоре и закрыли; Илья Ефимович попал в уникальную эмиграцию – вместе с домом. Почти все русские, оставшиеся в Финляндии, находились в бедственном положении, без средств и безо всяких определенных перспектив.

Репин работает днем и ночью, как студент. Картины и рисунки жертвует для всевозможных благотворительных лотерей, аукционов, кому-то дарит работы в благодарность за устройство общественных дел.

На какое-то время он теряет с окружающим миром всякую связь: «Я даже был «похоронен», и из Швеции получил прочувствованный некролог с портретом, как не радоваться. И эта радость дала мне идею картины. Я подумал, что Христос обрадовался, когда почувствовал, что он жив и здоров. Радость воскрешения мне хотелось изобразить. Но как это трудно. До сих пор, несмотря на все усилия, не удается».

С этого момента Репин не перестает писать картины на евангельские сюжеты. Почти все они были проданы в двадцатые годы, пропали или разошлись по частным коллекциям. Одни известны по фотографиям, другие не известны совсем. О третьих мы знаем лишь по воспоминаниям и письмам. Одно из последних Илья Ефимович заканчивает, как праведный Иов…

Мне в жизни незаслуженно посчастливилось, и я невольно воображаю себя библейским мальчиком Товией, которого всю жизнь вел за руку добрый ангел. Все устраивалось лучше, чем он мог бы желать. Илья Ефимович Репин. «Далекое и близкое»